В советских политических процессах есть сюрреальный
элемент - жуткий и комический: обвиняемому, следователю,
адвокату, прокурору и судье совершенно ясно, что все,
кроме разве деталей, уже заранее решено, что-то может
изменить только покаяние и предательство, а вовсе не
юридическая доказанность или недоказанность того
или иного эпизода, все тем не менее стараются соблюдать
предписанные юридические процедуры, как бы участвуя в
странной пародии на настоящее следствие и суд.

Андрей Амальрик. Записки диссидента

     [...] Мустафа Джемилев после разгрома "Союза крымскотатарской молодежи" и увольнения с работы осенью 1962 года поступил в Ташкентский институт инженеров ирригации и механизации сельского хозяйства. Он продолжал интересоваться историей своего народа, а компетентные органы не потеряли интереса к нему.
     В одном из документов Прокуратуры Уз ССР читаем:
     "Джемилев являлся активным участником нелегальной организации "Союз крымско-татарской молодежи", ликвидированной органами КГБ в г.Ташкенте в 1962 году. Несмотря на проведенные с ним беседы, он не прекратил своей деятельности и с 1963 года пишет и распространяет материалы националистического содержания под названием "Очерк истории Крыма".
     22 марта 1965 г. Джемилев посетил редакцию газеты "Ленин байрагъы", обвинил сотрудников редакции в том, что они мешают решению вопроса о возвращении татар в Крым, заявив при этом, что он ненавидит коммунистическую партию и боится коммунистов как своих "опасных врагов": 29 марта Джемилев был приглашен в редакцию на беседу, где ему пытались разъяснить ошибочность его взглядов. Однако он заявил, что не согласен с политикой партии по национальному вопросу и предложил присутствующим в знак солидарности с ним сдать свои партийные билеты" ¹.
     В 1965 г. ректорат и комсомольский актив института открыли "Персональное дело Мустафы Джемилева в связи с его участием в националистических сборищах, написании "Краткого исторического очерка тюркской культуры Крыма в ХШ-ХVШ веках и отказе вступить в комсомол".
     В конце апреля 1965 г. его поведение обсуждалось на расширенном заседании ректората Ташкентского института инженеров ирригации и механизации сельского хозяйства. По сообщению начальника Прокуратуры, "во время обсуждения Джемилев вел себя вызывающе, не признал своих ошибок" ².
     А вот что написал по этому поводу сам Мустафа Джемилев в заявлении на имя Генерального прокурора СССР Р. Руденко: "29 апреля 1965 года я был вызван на объединенное заседание ректората, партийного и комсомольского актива Ташкентского ирригационного института /ТИИИМСХ/, где я обучался на третьем курсе, которое было организовано майором госбезопасности А.М.Сваловым. Мне было предъявлено обвинение в том, что я якобы участвую в каких-то тайных обществах национального характера и разрабатываю так называемый "научный труд по истории Крыма". В качестве доказательства была использована статья "Краткий исторический очерк тюркской культуры в Крыму в ХШ-ХVIII вв.", написанная мной в 1963 году и которая, якобы, носила националистический характер. На этом заседании ректор института т. Пулатов С.П. заявил, что вопрос о моем пребывании в институте полностью зависит от того, откажусь ли я в письменной форме от своих взглядов и убеждений и дам ли обещание никогда не заниматься вопросом, касающимся положения крымских татар. То же самое дал понять в отдельной беседе и партком института т.Гелязитдинов Д., который в присутствии нач. отдела кадров института Гаминянца заявил, что я, хотя большой опасности для советской власти и не представляю, но своими идеями мог бы заразить окружающих товарищей. Я не мог принять столь унизительное для чести человека предложение ректора и, чтобы не "заразить окружающих товарищей идеями", вынужден был подать заявление с просьбой о переводе на заочное отделение и поступить на работу в институт "НИИСТРОМПРОЕКТ". Декан заочного отделения т. Анциферов объяснил, что предэкзаменационные занятия заочного факультета, согласно графику учебному, начинаются в середине октября и предложил до этого времени оформить соответствующие документы и получить контрольные задания" ³.
     Однако когда 8 сентября 1965 г. Джемилев оформил необходимые документы и явился в институт для получения заданий, ему было заявлено, что он отчислен из института приказом от 7 сентября 1965 г. - "за неявку для оформления дела и академическую неуспеваемость", хотя он пришел не позже указанного деканом срока, а о неуспеваемости не могло быть и речи, так как он еще не был оформлен на заочное отделение.
     М. Джемилев пишет: "Юрист института, к которому я обратился, решительно выступил против этого акта беззакония и потребовал отменить приказ от 7 сентября 1965 г". На что заместитель ректора института Артамонов заявил юристу, что "этот вопрос не входит в пределы его компетенции".
     Джемилев продолжает: "Обо всем этом я информировал местный комитет госбезопасности, который принимал активное участие в деле моего отчисления из института и сказал, что об этом произволе намерен заявить в Верховный Совет. Майор госбезопасности А.М.Свалов со смехом сказал, что все равно заявление вернется к ним же в руки "на рассмотрение".
     Одновременно с отчислением из института Артамонов личной подписью уведомил военный комиссариат в том, что я отчислен и что, следовательно, меня можно призывать в Армию. Таким образом, Артамонов, считая меня "неблагонадежным", решил отчислить из института, придумав, правда, другую, весьма нелогичную формулировку приказа. Оскорбив тем самым мое достоинство, подорвав веру в справедливость, этот же самый Артамонов считает в то же самое время возможным вручить в мои руки оружие для защиты рубежей страны.
     Через несколько дней ко мне явился офицер из военкомата и, вручив повестку, заявил, что ему поручено меня сопровождать. Пройдя военную медицинскую комиссию, я, ссылаясь на то, что свое отчисление из института считаю незаконным и намерен обжаловать в вышестоящих инстанциях, попросил военкомат предоставить мне несколько дней до выяснения дела и оставить при мне мой паспорт. Просьба моя была удовлетворена, и я написал в Министерство сельского хозяйства, в ведении которого находится наш институт, заявление с изложением вышесказанного своего положения в институте" ⁴.
     Итак, коллизия вокруг неугодного студента складывалась весьма интригующая.
     Заметим, что все это время бдительные правоохранительные органы с неослабевающим вниманием следили за "националистической деятельностью" Джемилева. Так, из документов Прокуратуры УзССР мы узнаем, что "в августе он принял активное участие в организации сборища татар и своими провокационными действиями разжигал страсти участников сборища. В сентябре Джемилев провел "собрание" с единомышленниками, на котором поставил задачу- подготовить "делегатов" для поездки в Москву, подготовил обращение и призвал присутствующих собирать подписи под обращением" ⁵.
     30 сентября 1965 г. М. Джемилев был задержан у своего дома сотрудником милиции и гражданином в штатском и подвергся личному обыску - на том основании, что милиция имеет право обыскивать каждого, кого может подозревать в ношении оружия. По словам Джемилева, "этот "искатель оружия" почему-то весьма подробно начал изучать мой блокнот и, обнаружив там надписи на крымскотатарском языке с арабским шрифтом, зло выругался, назвав их "шпионской писаниной" ⁶.
     На следующий день в его отсутствие, без санкции прокурора и без предъявления документов, работники милиции произвели у него в квартире обыск, забрав паспорт. Когда же Джемилев явился за паспортом, оперуполномоченный Мурадов в присутствии нескольких молодых людей в штатском назвал его "крымской сволочью", а крымских татар - "сволочами [...] которых не надо было "прощать, а следовало бы уничтожить". Аргументируя это тем, что Джемилев родился в 1943 году в оккупированном районе, Мурадов под хохот присутствующих работников в штатской форме, назвал его "сволочью, в жилах которого течет фашистская кровь" ⁷.
     Через некоторое время Джемилеву все же удалось выяснить у начальника милиции, что он обвиняется в нарушении паспортного режима. Относительно паспорта ему было сказано, что паспорт забрал сотрудник военкомата, но последний уверил Джемилева, что паспорт он не брал и что ему поручено вручить Джемилеву повестку в армию.
     В тот же день Мустафа без всяких документов выехал в Москву, чтобы в Министерстве сельского хозяйства опротестовать решение об отчислении его из вуза.
     2 ноября 1965 г. он был задержан сотрудником милиции, как не имеющий при себе документов, и до "выяснения личности" пробыл в заключении 6 дней. Ночью 7 ноября в сопровождении милиции его привезли на Казанский вокзал и вручили билет на поезд в Ташкент, куда по их расчетам он должен был уехать.
     Однако Джемилев не мог уехать, не выяснив полностью своего дела, и подал в министерство обороны СССР заявление с просьбой предоставить ему отсрочку от службы в армии до окончательного решения своего вопроса в Министерстве сельского хозяйства. Через несколько дней он получил заключение Главного управления высшего сельскохозяйственного образования, которое, рассмотрев его дело, пришло к заключению, что отчисление было недостаточно обоснованным и поручило ректору пересмотреть свое решение. По дороге домой Джемилев заехал в Мелекес Ульяновской области, где поступил на третий курс заочного отделения физико-математического факультута Мелекесского пединститута.
     Решение Министерства о незаконности отчисления не возымело, однако, действия на ректорат. Ирригационный институт уведомил военкомат в том, что отклоняет решение Главного управления высшего образования Министерства сельского хозяйства и что, следовательно, Джемилев призывается в армию.
     31 декабря 1965 г. органы прокуратуры возбудили против Джемилева уголовное дело по обвинению "в уклонении от призыва на действительную военную службу" ⁸.
     7 января 1966 г. он был вызван на допрос к следователю районной прокуратуры Евдокимову, ответив в письменной форме на вопросы относительно причин его поездки в Москву, отношений с военкоматом и с институтом. К документам Джемилев приложил справку о зачислении в Мелекесский пединститут, копию письма из Министерства сельского хозяйства в адрес ректора С.П.Пулатова, а также записку декана заочного отделения, где говорилось, что институт, ссылаясь на решение Главного управления, не возражает против его восстановления в институте в том случае, если он будет работать по избранной специальности. Евдокимов заверил его, что этот вопрос в ближайшие дни будет рассмотрен и документы будут возвращены 11 января 1966 г.
     9 января двое граждан в автобусе подложили Джемилеву в карман часы, пытаясь инсценировать кражу. Когда у них это не получилось, они обратились к милиционеру, который прохаживался на автобусной остановке, обвинив Джемилева в том, что он на замечания граждан отвечал нецензурной бранью и угрозой к физической расправе. В милиции Джемилев сказал, "что возбуждает уголовное дело против этих граждан, которых обвиняет в том, что они с целью шантажа и и оскорбления подложили" в его карман часы. Через несколько часов он был доставлен в народный суд Кировского района, который приговорил его к 15 суткам ареста.
     Такова была длительная подоплека первого судебного процесса Мустафы Джемилева.
     Суд откладывался несколько раз, и, наконец, состоялся 12 мая 1966 г. М.Джемилеву было предъявлено обвинение "в уклонении от очередного призыва в армию".
     Здесь следует обратить внимание на один существенный момент.
     Процесс Мустафы Джемилева проходил в мае 1966 года, когда в Уголовном кодексе РСФСР еще отсутствовала печально знаменитая статья 190 ⁹, по которой впоследствии судили большинство советских инакомыслящих, в том числе активистов крымскотатарского движения. Статья 190 (и ее аналоги в республиканском законодательстве) была принята Указом ПВС РСФСР в сентябре 1966 года - спустя несколько месяцев после суда над Джемилевым. Она была гораздо гибче, чем одиозная ст.70 (бывшая ст.58) - "антисоветская агитация и пропаганда" и позволяла "правоохранителям" весьма расширительно трактовать выступления граждан в защиту своих прав.
     В деле же М. Джемилева 1966 г. для всех с самого начала было ясно, что истинные мотивы привлечения его к уголовной ответственности связаны отнюдь не "с уклонением от призыва в армию", а с его деятельностью в качестве активиста национального движения крымских татар. В своем "Последнем слове" (впоследствии широко известном и разошедшемся в самиздате) Джемилев высказался о подлинных причинах выдвинутых ему обвинений: "Сотрудники КГБ взбешены тем, что мы собираем статистические данные о погибших на местах ссылки крымских татарах, что собираем материалы против садистов-комендантов, которые издевались над народом в годы сталинщины и которые в соответствии с Уставом Нюрнбергского трибунала должны предстать перед судом за преступления против человечности" ¹⁰.
     М. Джемилев был приговорен к полутора годам лишения свободы в исправительно-трудовой колонии общего режима, находившейся на окраине Ташкента. Здесь содержались еще несколько крымскотатарских политзаключенных, которых лагерная администрация пыталась перевоспитывать. Суть перевоспитания сводилась к вымогательству у них письменного заявления, в котором бы они отказались от участия в национальном движении за возвращение в Крым. Согласно документам Ташкентской исправительно-трудовой колонии, М.Джемилев "на неоднократные беседы не реагирует: заявляет, что будет проводить "борьбу". Подписку писать отказался" ¹¹.
     В декабре 1966 г. он написал письмо, адресованное редакциям газет "Андижанская правда", "Известия" и "Совет Узбекистони", в котором, в частности, говорилось: "Наша печать, радио, телевидение до тошноты часто констатируя о существовании в нашей стране идеальной дружбы и равноправия народов, не замечают или, вернее, не хотят замечать тех фактов, которые расшатывают основы этой дружбы и равноправия, превращают эти утверждения в бутафорию и посмешище".
     Размышляя о положении крымских татар, Джемилев пишет: "Многовековая национальная культура, созданная потом и кровью многих поколений, находится на грани гибели [...] Мы по-прежнему не имеем права жить у себя на родине, лишены возможности развивать свою национальную культуру, изучать свой родной материнский язык" ¹².
     Разумеется, подобные мысли никак не свидетельствовали о "перевоспитании". После выхода М. Джемилева на свободу в 1967 году о восстановлении в институте уже не могло быть и речи. [...]

Примечания

¹ ГАРФ, ф.8131, оп.36, д.391, л.7.
² Там же.
³ ГАРФ, ф.8131, оп.36, д.391, л.14.
⁴ Там же, л.15.
⁵ Там же, л.7.
⁶ Там же, л.15.
⁷ Там же.
⁸ Григоренко А. А когда мы вернемся... - Нью-Йорк. Фонд "Крым", 1980. - С. 28.
⁹ 190-1 - "распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй", 190-2 - "надругательство над государственным гербом или флагом", 190-3 - "организация или активное участие в групповых действиях, нарушающих общественный порядок".
¹⁰ Григоренко А. Указ. соч., с.30.
¹¹ Григоренко А. Указ. соч., с.25.
¹² Из обвинительного заключения по уголовному делу №25/102 по обвинению Ильи Габая и Мустафы Джемилева // В кн.: Шесть дней. Белая книга. - Нью-Йорк. Фонд "Крым", 1980 - С.5.