Религиозное сознание и национализм находятся в противоречии. Особенно ярко это проявляется в случае, если границы общностей, являющихся носителями этих двух видов мировоззренческих и этических систем, не совпадают.
     С религиозной точки зрения, "семья" - это сообщество единоверцев, принадлежность к которому ощущает каждый последователь данного вероучения. Сущностью же национализма является идеология и практика превосходства интересов и ценностей какой-либо нации. Уникальность же религии, как известно, к числу обязательных нациеобразующих признаков не принадлежит. Таким образом, границы нации и религиозного сообщества часто не совпадают.
     Однако в некоторых случаях роль религии в формировании и поддержании нации и национального самосознания достаточно велика. Исторически сложилось так, что, например, формирование русского национального самосознания происходило в значительной мере под влиянием православия, откуда были восприняты концепты миссионерства, соборности, державности и другие его характерные черты. В данном случае идея "русского национального возрождения" легко уживается с идеей религиозного возрождения, а именно, возврата к ценностям Православия, почти не противоречит ей, хотя, по существу, совсем не тождественна. Общность религии в данном случае рассматривается как важная составляющая общности духовной и культурной жизни, и наряду с общностью экономической, политической жизни, территории, самосознания формирует единую идентичность русского народа.
     Эти две идеи, а точнее, идеологии - религиозного и национального возрождения, в настоящее время относительно легко уживаются в сознании большой части русского народа, не воспринимаются как противоречащие друг другу, активно используются различными политическими силами в своих целях и поддерживаются Российским государством, рассматриваются различными идеологами и массовым сознанием как константы, конструирующие одну и ту же идентичность.
     Совершенно иная ситуация наблюдается при рассмотрении идентичности у современных мусульманских народов России. В этом случае социальные и территориальные границы наций и распространения религии совершенно не совпадают. В эпоху "парада суверенитетов" всплеск интереса к Исламу, укрепление ценностей мусульманства, с одной стороны, и рост национализма, с другой стороны, протекали параллельно. Первый процесс рассматривался как составная часть второго. Националистические призывы сопровождались религиозными лозунгами, и наоборот. Произошла "политизация" этнической и конфессиональной принадлежности. Примером такого рода является ситуация в Татарстане.
     Начиная со второй половины 1980-х гг., лозунгами и процессами возрождения татарской нации, языка, культуры и религии был пропитан весь политический "климат", они в решающей мере определяли вектор политического развития республики.
     Нынешнее руководство Республики Татарстан в начале 1990-х гг. упрочило легитимность в значительной мере благодаря тому, что оно, с одной стороны, провозгласило суверенный статус республики от имени всего многонационального народа республики, признав его источником власти, и претендовало, таким образом, на представительство интересов этого многонационального народа, закрепив в Конституции республики равенство прав человека независимо от этнической, религиозной, социальной и иной принадлежности. С другой стороны, укрепление легитимности было достигнуто благодаря тому, что республиканским руководством были подхвачены лозунги татарского национального движения (в центристской форме), а именно, возрождения татарского языка, культуры, повышения статуса республики, которая провозглашена формой государственного самоопределения татарского народа. Тем самым руководство РТ получило поддержку значительной части татар, проживающих за пределами республики, возможность претендовать на представительство интересов всех татар, а не только проживающих в Татарстане.
     Процессы национального возрождения и религиозного возрождения у татар в течение 1990-х гг. казались не только не противоречащими друг другу, но и вполне естественно сопутствующими.
     Однако в самом начале XXI века все острее ощущается конкуренция различных уровней и типов идентичности у татар, прежде, как казалось, прекрасно сосуществовавшими: собственно татарской, тюркской (осознание себя частью тюркского мира) и мусульманской (восприятие себя частью исламской цивилизации со свойственными ей духовными и культурными ценностями, являющейся важной социальной и политической силой современного мира, широкой по своему социальному и территориальному охвату). Наметившаяся напряженность между различными типами идентичности, наблюдаемая в татарском национальном самосознании, отражается в деятельности татарской интеллектуальной и творческой элиты, осознается властями республики, и активно используется ими в своей политике для укрепления собственной легитимности.
     Второй уровень идентичности - "тюркизм", по-видимому, вследствие чрезвычайно ослабевших за последнее столетие культурных контактов в тюркском мире, еще не получил серьезного развития и не является в данный момент доминирующим в самоидентификации татар, несмотря на то, что в дореволюционной России, не говоря уже о еще более ранних исторических этапах, тюркская самоидентификация была куда сильней, чем в настоящий момент. Объяснение этому факту, видимо, следует искать, прежде всего, в том, что обществах, сохраняющих признаки традиционных, больше внимания уделяется сохранению и передаче элементов духовной культуры. Следовательно, из всех параметров, обеспечивающих единство этноса, в таких обществах большее место занимает общность культуры (не случайно до революции 1917 г. у тюрко-мусульман России существовали единая система образования, единые печатные органы). Уже только учитывая последнее обстоятельство, кризис пафосного советского и всплеск этнического самосознания можно с высокой долей вероятности прогнозировать рост тюркской идентичности у татар и стремление к более тесной интеграции и коммуникации с тюркским миром. Республиканские власти Татарстана в 1990-х гг., уловив общественные настроения, также приложили усилия в данном направлении - при открытии представительств РТ очевидно предпочтение тюркским государствам и регионам: Турции, Узбекистану и др., этими же целями обосновывается и попытка перевода татарского языка на латинскую графику.
     Тюркская идентичность, строящаяся на основе близости культур, общности религии в определенном смысле противостоит идентичности российской, являющейся, по мнению автора, в большей степени продуктом общности политической и экономической жизни. В еще большей степени противостоит российской идентичности в сознании татар мусульманское сознание (которое, как и христианское сознание, в последнее время нередко политизируется) и складывающаяся на его основе идентичность, которые, постепенно углубляясь и расширяясь, в перспективе способны составить реальную конкуренцию идентичности российской.
     Однако лидеры РТ, осознавая себя частью российской политической системы, занимая в ней определенную социальную и политическую нишу (а часто и заметные экономические позиции), видят и смыслят себя преимущественно в российском контексте. Им, как и российскому федеральному центру, не выгодно поддерживать идентичности тех общностей, которые социально и географически выходят за пределы современной России. Видимо, именно этим обстоятельством можно объяснить ослабление внимания и интереса властей республики к событиям религиозной жизни мусульман, в частности, и к процессу религиозного возрождения у татар, в целом.
     Национализм наделяет социальной и политической субъектностью нацию, а Ислам - личность, каждого отдельного человека, который является носителем прав и обязанностей и несет ответственность перед Аллахом индивидуально. Человек в Исламе также получает возможность общения с Всевышним без посредника, в роли которого в традиционном Христианстве выступает священнослужитель, в известной мере ведущий за собой паству, способный воздействовать на каждого из прихожан индивидуально, а также организующий их на различные "свершения". В Исламе же, как известно, отсутствует разделение на "мирян" и "клир". В роли муллы может выступать любой религиозно образованный и вдохновленный человек. Имам же, в значительной степени, является хранителем мечети. Мусульмане призваны объединяться с одной целью - помогать друг другу оставаться мусульманами. Отсюда вытекают производные цели и задачи в быту, общении и других проявлениях повседневности, так как главная священная война (джихад) каждого мусульманина - это борьба со своим несовершенством, со своими человеческими недостатками на уровне индивидуального сознания и повседневной жизни. Наиболее достоверные сборники хадисов вкладывают в уста пророка Мухаммада следующие слова: "Поистине, (борьба) на пути Аллаха, утром или вечером, лучше мира этого со всем тем, что в нем есть!" [1] Борьба на пути Аллаха при этом неизменно понимается как борьба со своим несовершенством. Именно этот мотив во все времена должен быть доминирующим в объединении мусульман друг с другом, независимо от национальной, социальной и иной принадлежности.
     Таким образом, религия является силой, несущей наднациональные ценности и объединяющей людей по иным принципам, но не по критерию национальной принадлежности. Поэтому дальнейшее возвращение к ценностям Ислама, расширение религиозных знаний может рассматриваться как процесс, размывающий ценности и социальную базу национализма, и прежде всего, политического национализма, являющегося, как уже отмечалось, важнейшим источником легитимности республиканских властей Татарстана. Именно в этом видится объяснение той ситуации, когда процесс религиозного возрождения у мусульманских народов России может рассматриваться региональными элитами как подрывающий основы их легитимности.
     Однако, думается, следует согласиться с теми авторами, которые видят уже скорую бесперспективность политического конструкта татарстанской нации [2]. Процесс осмысления собственной цивилизационности народами России нельзя повернуть вспять, а по мере его углубления у различных народов неизбежно усилится осознание принадлежности к более глобальным социокультурным системам.
     Представляется, что власти РТ упускают другую реальную возможность укрепления собственной легитимности в республике, дополнительным источником которой могла бы стать поддержка традиционного, просвещённого Ислама в России.