Эрик Кудусов: "Прикасаясь к земле Крыма, обретаю новую силу".

30 декабря исполняется 70 лет Эрику Кудусову - общественному деятелю, публицисту, председателю Землячества крымских татар г.Москвы. Редакция сайта "Крым и крымские татары" и Московское землячество крымских татар искренне поздравляют юбиляра!

Накануне знаменательной даты с виновником торжества побеседовала главный редактор сайта Гульнара Бекирова.

Как мне Вас лучше называть?

По паспорту я Эрнст Абдураимович, а в миру меня все зовут Эриком. С самого детства.

Эрик-агъа, а когда оно началось - детство?

Тридцатого декабря 1934 года в городе Керчи.

Значит Вы керченский крымский татарин?

Нет, в Керчи я родился случайно. По своей родословной я акмечетский (симферопольский). Но своё детство провёл в Акъяре, то есть в Севастополе. А если быть ещё более точным, то первые четыре года я прожил в мечети, которую построил мой дедушка и в которой он был первым и последним имамом до своего ареста. В 1938 году его репрессировали и затем тайно расстреляли, о чём мы узнали только после смерти Сталина и Берии. Но я хорошо помню и дедушку и мечеть до и после её разорения, потому что это был мир моего детства, а мечеть - мой родной дом. Минарет, который снесли по приказу Сталина уже после войны, потому что мечеть вместе с ещё двумя зданиями уцелела от бомбёжек, я излазил снизу до верху. Дедушку я называл баба, то есть папой, а бабушку - енне, то есть мамой. Своих настоящих родителей я узнал лишь в пятилетнем возрасте.

И что было дальше?

Дальше - Симферополь, а в начале 1941 года снова перемена места жительства - Казань. Но если в Симферополе мы жили вчетвером: папа, мама, мой старший брат и я, то в Казани я был только с мамой. Она была приглашена на декаду татарского искусства, намечавшуюся в Москве, где должна была исполнять заглавную роль в опере Жиганова "Алтын чяч". Так что пока взрослые разучивали оперу, я болтался по кулисам театра.

Однако в Москву мы так и не поехали: грянула война. В Крым тоже не вернулись. Наоборот, в Казань приехали папа, мой брат Джавид и бабушка, которую я продолжал называть енне. Вот так сложилась судьба: вернись мы в Крым, наше будущее сложилось бы иначе. Но мама осталась работать солисткой оперы, папа ушёл воевать, Джавид вместо школы пошёл в 14 лет на завод, иначе мы умерли бы с голоду, а я продолжал ходить с мамой в оперный театр, впитывая музыку великих композиторов мира и одновременно познавая закулисную жизнь артистов. Может быть, именно поэтому я не стал музыкантом, хотя, как утверждали профессионалы, у меня были выдающиеся музыкальные способности. После трёх лет обучения в музыкальной школе меня без моего ведома перевели в специально созданный класс юных дарований при Казанской консерватории. К тому времени я уже стал обретать собственное суждение. И, надо сказать, обратная сторона жизни творцов искусства на взгляд детского восприятия показалась кощунственно омерзительной. И я отвернулся не только от деятелей искусства, но вместе с ними и от искусства вообще. Детская натура цельная и не может отделять плевела от зёрен. Вот та причина, которая воспрепятствовала мне стать музыкантом. Идя в искусство, лучше изначально не знать её изнанки.

Наверно, это везде так?

Вы правы. Человеческая сущность проявляется везде одинаково, но людям искусства, творящим божественное, не прощают проявления их животной сущности. Почитатели от них требуют отказа от телесности, полагая, что если его Бог одарил незаурядным талантом, приближающим его к божеству, то пусть он откажется и от всего так называемого низменного, что присуще заурядному смертному. Я имею в виду интриги, зависть, коварство, подсидки, подлость, предательство и многое другое, что присуще человеческой природе. Я, когда принимал решение уйти из мира искусства, думал так, как многие, потому что был незрел.

Значит ли это, что теперь Вы думаете иначе?

Естественно, я же совершенствуюсь. Жизнь человека многому учит. Особенно, если он постоянно образовывается, не довольствуясь созерцанием привычного окружения.

Я много учился и читал, и ещё очень много путешествовал. Давно замечено, что смена привычного окружения сильнее всего стимулирует развитие мыслительного аппарата человека, и обогащает его воображение. Путешествовать я стал ещё с детства, сопровождая свою маму во всех гастрольных её поездках. Она брала меня всегда с собой, независимо от того, в какое время года и на какой срок. Учёба в школе в расчёт не принималась, потому что я всегда учился хорошо и с удовольствием. На моих оценках длительные отлучки не отражались. Зато я изъездил почти весь Союз вместе с ней, повидав столько, сколько не познали мои сверстники. Для обогащения детского воображения это был самый бесценный подарок, какой только возможен со стороны родителей.

Но ведь Ваша мама умерла очень рано?

Да, она умерла именно тогда, когда я стал учиться на профессионального путешественника. Закончив десятилетку в Казани, я переехал в Москву и поступил в Московский государственный университет (МГУ), на географический факультет. С первого же года обучения я стал выезжать в научные экспедиции, забредая в самые отдалённые и непролазные уголки огромной коммунистической империи, называемой тогда Советским Союзом.

Вы назвали СССР "коммунистической империей"... - но в период Вашей учебы в университете подобным образом Советский Союз называли разве что в западной и эмигрантской печати...

Действительно, у нас не называли, а за "железным занавесом" СССР знали именно под таким именем. А так как мы, студенты МГУ, были народом просвещённым, этих секретов для нас уже не существовало. Особенно в 1956 году, когда я учился на третьем курсе. Этот год был апогеем хрущёвской "оттепели". И ещё он ознаменовался так называемыми "венгерскими событиями", когда венгры восстали против коммуно-советского диктата. Так что я оказался в центре первой - условно говоря - диссидентской революции, назревавшей ещё с 1953 года, то есть после смерти Сталина и расстрела Берии. Студенты и молодые преподаватели Московского университета непрерывно митинговали целыми факультетами. Парткомы оказались бессильными, и на так называемые комсомольские собрания факультетов, насчитывающих тысячи человек, вынуждены были приезжать члены Политбюро ЦК КПСС и правительства. Студенты с трибун открыто говорили о таких вещах, о которых раньше и думать было страшно.

Разумеется, КГБ при этом тоже не дремал. На всех диссидентствующих активистов МГУ был составлен "чёрный список". В него занесли и меня. Об этом мне сообщили те коммунисты из числа профессорско-преподавательского состава, которые были допущены к ознакомлению со списком. Естественно, под большим секретом. Студентов из списка решено было отчислять из университета - но не за политические высказывания, а за бытовые провинности и учебную неуспеваемость.

Меня отчислить за неуспеваемость не могли, потому что я был одним из лучших и перспективных студентов на своей кафедре. В быту также вёл себя вполне пристойно, поэтому до весенней сессии 1957 года я дошёл без приключений. За это время нескольких активистов из числа "помеченных" отчислили из университета: кого за пьянку, кого за драку. Но не за политические высказывания, хотя и дураку было ясно, за что пострадали эти ребята. Что касается меня, то я по-прежнему не давал повода к себе придраться. И все же меня подловили. Дело было так.

Маршал Жуков, бывший в те годы министром обороны, после возвращения из вояжа по коммунистическому Китаю издал приказ, по которому все жители страны, жившие в окружении враждебного мира, должны были быть готовыми в любую минуту встать на защиту родины, а посему обязаны были блюсти физическую форму. Для этого все как один должны были по утрам делать коллективную зарядку и т.д. Бред какой-то, хотя некоторые, привыкшие к сталинским порядкам, восприняли это как должное. Но мы, студенты МГУ - во всяком случае, наиболее соображающие и вольнодумствующие - мыслили новыми категориями. На всеобщую зарядку в первый день за редким исключением никто не пошёл. Тогда генерал, заведовавший военной кафедрой университета, всех своих офицеров, ведущих на факультетах занятия по военным дисциплинам (ведь нам при окончании университета присваивали чин лейтенантов), обязал по утрам являться в общежития и выгонять студентов на плац. И вот тут я устроил скандал, когда в мою персональную комнату ворвался полковник (каждый студент МГУ в те годы имел отдельную комнату). На требование немедленно встать и бежать на зарядку я заорал, чтобы оставили меня в покое, что я уже достаточно самостоятельный человек и сам распоряжаюсь своим временем. "Но это приказ генерала!" - "Ну и что? Я погоны не ношу, поэтому он мне не приказчик. Вот вы - другое дело". - "Но это приказ министра обороны!" - "Повторяю, я человек гражданский и дурацкие приказы всяких солдафонов не намерен выполнять, потому что страна - это не военный лагерь". Весь этот диалог в точности был передан генералу.

На следующий день на плацу, где устраивали всеобщую зарядку, перед сонными студентами зачитали приказ генерала об отчислении студента Кудусова с кафедры военной подготовки… за неуспеваемость. Было понятно, что отчисленный от военной кафедры студент автоматически призывается в армию. Рядовым. После такого репрессивного акта я бы из армии живым не вышел.

Но на моё счастье, я оказался не один. Ещё два студента отказались подчиниться приказу генерала. Эти двое пришли в МГУ, повоевав в своё время на фронтах отечественной войны. Втроём мы решили дать бой генералу: написали заявление, что считаем действия генерала превышающими его полномочия и посему обращаемся (пока мы гражданские лица) в прокуратуру и гражданский суд.

И хоть мы этого не успели сделать, наше дерзкое заявление отрезвило генерала. Покуражившись ещё с полмесяца и посовещавшись с начальством, он отменил свой приказ, естественно, не без нашего настойчивого напоминания.

Так я избежал репрессий и благополучно закончил МГУ.

Но тюрьмы Вам все-таки избежать не удалось...

Вы правы - не избежал... Диссидентствуя в Москве, я искал контактов с крымскими татарами. Поиски эти увенчались успехом в начале уже восьмидесятых годов. Сначала я познакомился с Вильданом Шемьи-заде, переехавшим в Москву из Средней Азии, потом с Сабрие Сеутовой и Решатом Аблаевым, которые навещали меня, приезжая в Москву и останавливаясь в моём доме. Среди крымских гостей был также и профессор Музафаров. А в 1982 я сам посетил Узбекистан, специально чтобы познакомиться с Мустафой Джемилевым. Несколько дней жил у него в Янгиюле. А по возвращении в Москву, обойдя гэбэшников, обложивших меня со всех сторон, умудрился передать от Мустафы через связных посылку и письма академику Сахарову, отбывавшему ссылку в г. Горьком.

Надо сказать, последние месяцы до моего ареста меня пасли буквально круглосуточно, следуя повсюду по пятам. Наконец, в июле 1983 года, нагрянули с обыском. Мне инкриминировали "распространение заведомо ложных измышлений о государственном и общественном строе СССР". Впоследствии я узнал, что последней каплей, переполнившей терпение КГБ, было письмо Мустафы Джемилева, адресованное мне и обнаруженное в вещах писателя-диссидента Александрова, направлявшегося в Москву и конкретно ко мне, но арестованного в поезде.

Сколько Вы отсидели?

Четыре года. Эти годы я никогда не прощу коммунистам. Посадив меня за решётку, они добились обратного результата. Такие, как я, неисправимы, потому что мы живём и действуем по убеждениям, а не по моде; запугивания и репрессии нас только озлобляют. Коммунисты же этого не понимают и о людях они судят по себе.

Коммунисты Советского Союза вышли из рабов Русской империи, а рабы всегда понимали лишь язык кнута. Ликвидировав царский режим, они не создали общество свободных людей. Свобода, которой они не знали на протяжении тысячелетия, их тяготила. Поэтому они построили снова рабовладельческое государство, всего лишь изменив название - на "коммунистическое". А главным рычагом этой власти стал кнут, то есть репрессии.

Вы ненавидите коммунистов...

Я этого и не скрываю. Эти озлобленные безграмотные бездари сначала уничтожали всех, кто лучше их. Потом, осознав, что для управления государством нужны знания и талант, стали принуждать ненавистных им интеллигентов служить им, при этом низведя их труд по оплате до уровня чернорабочего. Людей выдающихся способностей просто упрятывали за решётку, заставляя тех трудиться и творить под страхом смерти. Туполев, Королёв и сотни и тысячи им подобных создавали свои шедевры в концлагерях. Свободолюбивый человек не может любить коммунистов. Он имеет совершенно иной менталитет. Свободолюбивых людей, которые пытались изменить хоть как-то рабскую систему, сразу расстреливали, объявляя "врагами народа".

Вот за это я и ненавижу коммунистов. Они отравили мне жизнь. При них я мечтал убежать за "железный занавес". Но это у меня не получилось. Я смог лишь убежать в тайгу и жить там несколько лет, не видя никого по полгода.

Вы ведь написали об этом книгу?

Написал. Это была первая моя книга, которая, кстати, имела большой читательский успех. Семьдесят тысяч экземпляров не пролежали на книжных полках магазинов даже месяца. Это в Москве, и было это в 1977 году.

Как в дальнейшем складывалась Ваша литературная деятельность?

В 1983 году должна была увидеть свет моя новая книга, но в этом году меня посадили. Возобновить литературное творчество я смог лишь через десять лет. Одновременно я стал заниматься и журналистикой. Кстати, в Крыму меня знают именно по газетным публикациям. А книг моих здесь не читают, хотя я за последние годы выпустил в свет еще четыре книги.

Не слишком ли это радикальный взгляд? Ведь Ваша книга "Москва и Крым" достаточно широко распространялась в Крыму, помнится, была и ее презентация...

... Ну, это для тех, кто интересуется историей.

Но таких же немало!

Увы, меньше, чем хотелось бы видеть. Потому что именно история наша - наше оружие против врагов и недоброжелателей, которые через фальсификацию истории вершат беззаконие и геноцид. Только всеобщая образованность наша способна обезоружить наших узурпаторов. А для этого недостаточно прочитать только "Москву и Крым". Я пишу не для себя, а для просвещения своего народа. Но крымские татары, к большому моему сожалению, не приобрели имиджа читающей нации.

Зато наши недоброжелатели чутко отслеживают выпускаемую крымскими татарами литературу и очень целенаправленно реагируют на неё. Приведу только один пример.

В этом году вышла в свет моя книга "География Крыма в научно-популярном изложении". Как это и принято, я подарил несколько экземпляров её своим друзьям в Москве, бывшим коллегам по географическому факультету МГУ. Земля слухами полнится, и об этой работе узнал один профессор, который работает в филиале МГУ, что в Севастополе. Будучи сам географом, он ознакомился с теми главами книги, в которых говорится о геологии, геоморфологии, палеонтологии, климате, фауне и флоре. Но он не дочитал до конца, потому что последняя глава касается этнологии, на которую географы обычно мало обращают внимания, считая её почему-то не географической дисциплиной. Недолго думая, он нашёл мой телефон и позвонил мне. Сразу сказал, что книга прекрасно написана, что она очень нужна студентам геофака филиала МГУ в Крыму и что он готов закупить сразу несколько экземпляров. Зная настроения официального Крыма в отношении крымских татар, я тактично порекомендовал профессору дочитать книгу до конца и после этого позвонить мне с тем, чтобы решить технические вопросы распространения этой книги в Севастополе.

Как я понял, профессор прочитал шестую главу, где изложена правда об этносах Крыма. Та самая правда, которую старательно зачёркивают до сих пор коммунисты бывшего СССР. Естественно, он мне не позвонил. Вот почему я не называю фамилии этого профессора. Вероятно, он тоже коммунист, или же шовинист, что, впрочем, одно и то же.

Эта книга, насколько я знаю, была встречена неоднозначно...

"Глаголом жечь сердца людей" - это долг всякого пишущего человека, а гражданина в особенности. Сказать о моей последней книге плохо наши враги не могут, а сказать хорошо - не хотят. Поэтому окружили её гробовым молчанием. Хотя они ведь негодуют на зеркало, историческое зеркало. На меня они дуются за то, что я вдруг подсунул им это зеркало, которое показало им их истинное лицо...

А вообще-то, эта их реакция меня мало трогает. В отличие от многих своих недоброжелателей, я человек самодостаточный и знаю, что ни один из моих злопыхателей не достиг в науке того, чего достиг я. За двадцатилетнюю научную карьеру мною было сделано несколько научных открытий как в береговой геоморфологии, так и в биологии. Об этом, кстати, повествует моя автобиографическая повесть "По краю исчезающей земли", напечатанная в книге "Географические авантюры". Я спокойно взираю на мышиную возню определённых учёных сфер Крыма вокруг моей персоны.

Хочу вернуться к тому моменту Вашей жизни, когда Вы стали заниматься общественной деятельностью. Это случилось...

...на рубеже 1980-1990-х годов. Москва тогда жила революционными настроениями. А в конце 1990 года съезд репрессированных народов, собравшийся в Москве, объявил о создании Конфедерации репрессированных народов. Там же был сформирован рабочий президиум Конфедерации, куда от каждого народа вошли по два представителя. От крымских татар в Президиуме оказались Р.Чубаров и я. С этого выдвижения началась моя общественная карьера. Сначала ответственный секретарь-координатор Конфедерации, затем по совместительству чиновник Министерства по делам национальностей. После ликвидации Конфедерации и Министерства - член правления Фонда репрессированных народов и граждан. В эти же годы я возглавил диаспору крымских татар Москвы, параллельно активно занимаясь публицистикой, и каждый год, начиная с середины 90-х годов, выезжая в Западную Европу на Конгрессы ФСЕНМ (Федеративного союза европейских национальных меньшинств).

Насколько я понимаю, такая Ваша активная общественная деятельность началась уже после освобождения из лагеря. Испытывали ли Вы к себе повышенное внимание со стороны так называемых компетентных органов?

Вопрос сложный. Одним словом на него не ответишь. Могу прямо сказать: я нахожусь "под колпаком" ФСБ. Ведь после выхода на свободу в 1987 году я не затерялся в толпе. Но это нормальное явление. Ничего удивительного в этом нет. Это их работа. Другое дело, как они эту работу выполняли и выполняют до сих пор - а вот это особый разговор.

Сначала они попытались меня приструнить и запугать (видимо не понравились некоторые мои высказывания за рубежом и статьи, напечатанные в газете "Голос Крыма").

Ночью взломали металлическую оконную решётку нашего учреждения и дверь моего кабинета, не тронув при этом других помещений. У меня же в комнате устроили полный погром. Но странное дело: не пропало ни одной ценной вещи. Даже валюту демонстративно расшвыряли по полу, не взяв ни цента. Понятно, что это были не уличные воры. Поэтому я даже не стал заявлять в милицию, хотя участковый и советовал мне сделать это. Кстати, этот эпизод был еще при Ельцине.

Но я уже говорил, что репрессии и запугивания меня только озлобляют и действуют, как красная тряпка на быка. Думаю, что устроители подобных акций поняли наконец, что меня запугивать бессмысленно. Теперь они наблюдают за мной, стараясь быть незаметными. Многие их хитрости мне известны. Например, я знаю, что мой телефон прослушивается. А было время, когда в моё отсутствие заходили в квартиру и ставили "жучки". Далее у меня вдруг появились старые знакомые, которые воспылали ко мне "искренними" дружескими чувствами. Время от времени в мое отсутствие мою квартиру посещает их спец и проверяет мой компьютер. На всё это я реагирую философски: зато в мою квартиру не зайдёт ни один вор, поскольку она находится под неусыпным надзором ФСБ.

Что же касается моих отношений с милицией, то они гораздо проще. Вот лишь один случай, который произошел сравнительно недавно.

Дело было на одной из манифестаций СПС у Соловецкого камня. Я, признаться, уже не помню, против чего протестовали Правые силы, но знаю, что собрались интеллигентные люди и, разбившись на мелкие группки, обсуждали очередное бездарное решение властей. И вот откуда ни возьмись появился горлопан а-ля "Шариков-Анпилов", стал поливать всех присутствующих нелицеприятными эпитетами - вроде того, "дерьмократы из породы СПС довели великую страну до позора" и т.д. и т.п. Я вдруг отчётливо увидел, как беззащитны интеллигенты, которые словами и логикой пытались убедить это животное в его неправоте. Этот коммуно-фашист знал, куда пришёл: здесь за оскорбления морды не бьют. А если они отворачивались от него, он шёл за ними, продолжая поливать всех грязью.

Я выдержал эту пытку минут пять, а потом стал протискиваться к горлопану. Каково же моё было удивление, когда я увидел, что этот нахал стоит почти рядом с Немцовым и Хакамадой и те не могут дать команду своей охране урезонить распоясавшегося хама. И ещё я увидел, что у этого провокатора есть охрана - молодой человек крепкого телосложения и высокого роста: типичный телохранитель. Пока я раздумывал, что в этой ситуации предпринять, охранники Немцова, наконец, взяли аккуратненько под руки "оратора" и без шума вывели его за пределы палисадника.

Но у меня адреналин уже кипел в крови. Словом, наш поединок закончился потасовкой, и я оказался в милицейском участке.

И чем закончился привод в милицию? Неужто Вас судили?

Да нет. Но, конечно, в околотке меня всё-таки продержали почти час. За этот час они, естественно, навели обо мне справки. Всё это время я сидел в одиночестве в зале, охраняемый автоматчиком. Почему в одиночестве? Да потому что в этот околоток привезли и того самого "Шарикова", увидев которого я со словами: "Ах, и ты здесь, вонючий коммунист?" - бросился добивать провокатора. Менты среагировали мгновенно и развели нас по разным помещениям.

Прежде чем меня выпустить на волю, как и положено, со мной сначала побеседовал следователь. Приступая к допросу, он, следя за моей реакцией, сообщил, что моё поведение на манифестации "тянет на несколько лет тюремной жизни". На это заявление я ответил, что готов отстаивать свою правоту в суде, который превращу в суд над коммунизмом. "У нас, в России, почему-то старательно избегают этого суда, - сказал я. - Так вот хоть будет повод превратить это уголовное дело, начатое вами, в политический процесс. Надеюсь, вы навели справки о субъекте, с кем сейчас разговариваете?". Он молча улыбнулся, дал мне расписаться под протоколом и на прощание только спросил: "Где это вы научились так драться?" Оказывается, он всё время стоял рядом в толпе и наблюдал за происходящим.

...В Крыму за подобные драки крымских татар судят и сажают за решётку.

В Крыму скопилось слишком много "недобитых" коммунистов, которые пока правят бал. И они там не судят, а устраивают судилища. Но их век уже подходит к концу. В своей последней книге я дал прогноз грядущим событиям. Правда, я даже не предполагал, насколько быстро они придут, эти события. Я имею в виду "оранжевую революцию"...

...Что ж, посмотрим, каковы будут ее итоги, а пока последний вопрос: почему Вы до сих пор не перебрались на родину - в Крым? Ведь многие уже это сделали.

Есть одно мудрое изречение древних греков: "У человека родина там, где ему хорошо". Не хочу сказать, что Крым для меня не родина. Совсем нет. Но что Москва для меня стала второй родиной, то это факт. Иными словами, Крым - это моя историческая родина, а Москва - фактическая. При этом я отдаю полный отчёт тому, что Москва - далеко не идеальный город, где я мог бы себя чувствовать предельно комфортно. Меня многое здесь раздражает. Но здесь всё-таки меньше тупоголовых коммуно-шовинистов, чем в Крыму.

Время окончательного переезда в Крым пока ещё не пришло. Вот когда я стану совсем немощным, тогда вероятно и настанет время вернуться на родину предков, чтобы мой прах смешался с их прахом. Пока же мне хватает ежегодных посещений Крыма. Я, как Антей, прикасаясь, время от времени, к земле Крыма, обретаю новую силу. Даже кратковременные посещения сращивают меня с моим народом, интересами которого я и живу. Именно это и стимулирует меня к публицистическому, научному и литературному творчеству. А без этого я бы, наверное, давно умер. Только сознание своей нужности любимому окружению и держит многих людей на этом свете.

Жить только для себя бессмысленно. Именно это меня остановило от эмиграции в Америку. Ведь, когда я увидел, что началась реставрация коммуно-советских порядков в России, я подал в посольство США заявление с просьбой предоставить мне политическое убежище. И мою просьбу удовлетворили. И передумал уже перед самым отъездом: живя в западном полушарии, я не смог бы ежегодно навещать Крым и скоро умер бы от тоски по родине. От Москвы же до Крыма - рукой подать. Да и в Москве в окружении своих соотечественников я не чувствую сильной оторванности от своего народа. Современные коммуникации позволяют мне даже не один раз в году окунаться в питательную среду родного окружения. Так я и живу между Москвой и Крымом, восполняя недостающую гармонию то там, то здесь...

На фото: Эрик Кудусов и Гульнара Бекирова на программе Владимира Познера "Времена" 29 февраля 2004 года. Из коллекции автора.