Революция (Октябр. 1917 - С.П.) дала Крыму новый быт, новый уклад жизни; освободив женщину, сняла с нее чадру, молодежь заставила петь новые песни и составлять новые легенды. Этот период всесторонне обследуется и записывается историками. А что же мы имеем фиксированного по былому Крыму?
      Крымом любовались и описывали его с внешней стороны. Старинные путеводители изумлялись красотой тополевых и кипарисовых аллей и т. п., но об отражении души народной, народном творчестве - ни слова.
      В ученых трудах по Крыму (Элизе Реклю, Семенова-Тяншанского и др.) говорится, что "песнями крымские татары бедны, песни эти поражают однообразием напева и т.д.")
      В этнографических музеях Москвы представлены многие народности России, Северной и Средней Азии, Кавказа - и нет ни одной витрины Крыма. А начиная с утвари крымских татар, их кустарных тканей и кончая былым нарядом женщины-татарки - все полно необычной своеобразной прелести Востока.
      Ни в Крыму, ни в Москве нет собрания старинных музыкальных инструментов Тавриды.
      В Крыму каждый источник, каждая гора и скала с причудливыми очертаниями имели свои легенды, глубоко художественные по форме и содержанию.
      Многочисленные поэмы, целиком распевавшиеся в Крыму, как: "Ашик-Умер", "Ашик-Гариб", "Керем", "Дагар и Зоре", "Караджа-Оглан", - забыты народом, сохранились лишь отдельные мелодии их.
      До 1921 года, в котором в Крыму вымирали целые деревни от голода, песен в нем было еще очень много. Именно к Крыму относится фраза: "Песня - живая история народа". Богатый край у моря, Таврида привлекала к себе издревле различные народы, и каждый из них, уходя, оставлял по себе памятки песенными напевами. Генуэзцы, владычествовавшие на южном берегу Крыма целое столетие, с 1380 года, оставили кроме башен своих крепостей и канцонетты, которые живы в Крыму; прошедшие через творчество крымских татар, они не потеряли своей итальянской певучести, но приобрели узорчатую звуковую окраску Востока. Самая распространенная из. таких канцонетт, которую можно услышать в горной части Крыма, степной и на южном берегу, это: "Кыналы пармак ез тырнак". Мелодия ее помещена в 1-м сборнике собранных мною песен, изданных в 1924 г. Московским Музсектором.
      Арабы, торговавшие в давние времена с Тавридой, оставили свои мелодии. Это сильно чувствуется в песнях Карасубазара. Песни южного берега Крыма находятся под сильным влиянием турецких песен. Это объясняется частыми торговыми сношениями южно-бережных татар с Турцией морским путем, а также политическими условиями. Эмигрантские волны крымских татар, откатываясь частично обратно в Крым, разбрасывали турецкие песни по всей территории Тавриды. Много песен из Малой Азии, куда многочисленные эмигранты направлялись из Крыма. Три раза сотни тысяч татар Крыма под давлением тяжелых политических условий прошлого режима бросали насиженные гнезда, ища защиты и покровительства единоверческой Турции. В период между 1862 и 1865, годами, по официальным источникам, 188 тысяч их ушло из Крыма, оставив на произвол судьбы 315 селений. Народ переживал страшное горе, плакала душа татар, оттого эмигрантские песни с припевом: "Ай тыр-да агларым", в переводе: "говоря я плачу". Удивительно задушевная глубокая мелодия, а в самом рисунке звуковом есть какая-то схожесть с падающими каплями фонтана слея в Бахчисарае.
      Песен эмигрантских было также много, но немногие сохранились до наших дней. В степной части Крыма много песенных мелодий, схожих с таковыми Украины. Объясняется это невольничеством. Захваченные во время татарских набегов, украинцы изливали в неволе свою тоску и горе родной песней. Часто сам текст песен подтверждает такой вывод. Есть песни, целиком занесенные с Украины. Одна из них: "Бен бу гедже бир дюш гордим", записанная мною в Евпаторийском уезде в 1921 г. От украинки Полтавской губ. я слыхал точную мелодию этой песни со словами: "Копав же я кирныченьку недилю и дви"... Говоря о том, что у крымских татар много песен с мелодическим влиянием песен других народов, надо отметить, что немало было песен и самобытных. Некоторые из них связаны со старинной китайской гаммой (у степных татар), очевидно, вынесенной в отдаленные времена из Азии. Прекрасны древние колыбельные крымских татар, с мелодиями ярко восточными, темпом качания колыбели, с резко отличающимся текстом от песен колыбельных других народностей. Мать, убаюкивая малютку, обращается не к нему, как обычно: "Спи, ребенок мой и т. д.", а к какому-то третьему лицу с просьбой или уйти с дороги и не мешать семейному счастью или вызывает его на свидание. Старинные трудовые песни крымских татар отражают тяжелую жизнь рабочего в прошлом. В одной из них - "Дровосеки" - говорится: "Мы отощали, гибнем от болезней, уйдем в могилу от непосильной работы"; мелодийная сторона связана с содержанием песни.
      В Крыму распространена была профессия чабанов (пастухов). Сама Яйла (плато Крымского горного хребта) и предгорья ее с чудными пастбищами привлекали отары (стада) овец в десятки тысяч голов. Хозяином стада являлся чабан, с неизменной верной собакой - овчаркой "барах". Из поколения в поколение переходила профессия чабана, вырабатывая особый тип людей- полудикарей, влюбленных в Яйлу, в простор, в свои стада и своих "барах". Редко спускались чабаны в долины, и сразу можно было их отличить от татар других профессий. Особый взгляд, осанка и даже поступь. Чабанские песни имеют свою прелесть. Пелись они, обычно, вперемежку с игрой на ховале (свирель пастушья). Чабанские песни, построенные на пяти - шести тонах, полны настроения. Кто бывал на Яйле, пропитанной особым горьковатым воздухом чебреца и полынки, кто охвачен бывал простором ее и тишиной, прерываемой изредка клекотом высоко парящего орла, только тот может почувствовать красоту старинной чабанской песни.
      Установилось мнение, что коллективного народного творчества не было, что фактически творили отдельные лица из народа, который затем лишь шлифовал созданное субъективно.
      В Крыму прошлым летом я исследовал полузабытые песни, которые, по - моему, колеблят вышесказанное. У татар Крыма существовал обычай (напоминающий великорусские посиделки), когда собравшаяся молодежь татарская долгие осенние вечера коротала в том, что перебрасывалась фразами на известные мотивы в стихах, тут же слагаемых. Каждая деревня, каждый район имели своих особо умелых молодых людей и девушек татарских, которые образно и красиво, в стихах, не задерживаясь, давали ответ на брошенный вопрос. Обычай этот назывался "чины" и "манэ". Основной темой их была любовь. Объясняться открыто в любви было позорно и лишь на этих вечерах допускалось обычаем старины. Некоторые стихи из "чинов", наиболее красивые, народ ввел в песни. Отрывки их живы среди стариков Крыма. Вот тип "чина", записанного мною летом 1923 г.:
      "О дочь султана! Выйди, покажи мне твой стан, чтобы я мог им полюбоваться", с такими словами обращается парень к своей симпатии.
      "Зачем тебе глядеть на мой стан?" немедля отвечала в рифму девушка, "разве ты не видал в Бахчисарае тополей".
      "О возлюбленная", снова бросает юноша, "подыми свои очи, чтобы я запомнил, каковы они".
      "Мне не за чем подымать глаз", отвечает девушка, "ты видал в лавке не мало маслин".
      "Но, может, ты позволишь взглянуть на твои брови?", горячась бросает влюбленный.
      "У цирюльника ты видал пиявки, таковы и брови мои" и т. д.
      К одной паре присоединялась другая и третья, шло экспромтное стихосложение коллектива, и я не могу это иначе назвать, как коллективным творчеством.
      "Чины" и "манэ" рождали народных поэтов. Имя одного из них, почти забытого и самим Крымом, Ашик Умера, поэта, певца и музыканта (на саазе) сохранилось до нашего времени. Ашик Умер бродил всюду по Крыму и бичевал в своих песнях нравы своих современников; особенно сильно доставалось от него мусульманскому духовенству. Предание говорит, что по проискам последнего он и погиб.
      Песни Крыма унисонные. Если их поет несколько человек, то без разделения на голоса. Систем хоровых подголосков, столь характерных для старых великорусских песен, в крымских песнях не было. В последние годы руководители татарских хоров стали искусственно вводить их, что совершенно убивает колорит песен.
      По документам VI века, в Крыму живут две ветви иудеев: караимы (не талмудисты) и крымчаки (талмудисты). Тесно связав свою жизнь с татарами Крыма, введя в обиход и язык их, они и песни свои сплели с татарскими, кроме песен, которые общи как у татар, так и у караимов. У последних есть много своих самобытных песен, с ярким налетом древне-еврейских молитвенных мелодий. У очень немногих стариков - караимов сохранились их летописи "меджума", в которых записаны тексты караимских песен, сказок, легенд и преданий. Крымчаки имеют свои песни; из них особенно характерны и сильны по настроению обрядовые песни, связанные с обычаем провожать душу умершего в иной мир песнями, любимыми умершим при жизни и специальными плакальными.
      Мелодийная орнаментика плакальных песен очень сложна, и записывать их чрезвычайно трудно. В настоящее время старинная песня в Крыму слышится все реже и реже. Она умирает вместе со стариками, ее поющими. Старинные народные музыкальные инструменты Крыма уходят из жизни так же, как его старые песни. Я нашел в Крыму почти все важнейшие из них: "сантыр" - род цимбал. Он был в двух видах: "биюк-сантыр" и "кучук-сантыр", т.е. большой и малый. У большого длинная сторона более аршина, короткая - равна половине. Струн у большого 90 (металлические). Звуки, очень мелодичные, извлекались деревянными палочками, изогнутыми на концах. Малый "сантыр" вдвое меньше по размерам и у него до 50 струн.

Крымский чал (оркестр) 1925

Публикуется по изданию: КРЫМ. Путеводитель. Под общ. редакцией д-ра И.М.Саркизова-Серазини. - Москва-Ленинград.: Издательство "Земля и Фабрика", 1925. - 416 с..

О фотографии: "Крымский чал (оркестр)" из путеводителя "КРЫМ", под общ. редакцией д-ра И.М.Саркизова-Серазини., (1925) c. 153.